Неточные совпадения
Тогда-то она обливала слезами свое прошедшее и не могла смыть. Она отрезвлялась от мечты и еще тщательнее спасалась за стеной непроницаемости, молчания и того дружеского равнодушия, которое терзало Штольца. Потом, забывшись, увлекалась опять бескорыстно присутствием друга, была очаровательна, любезна, доверчива, пока опять незаконная мечта о счастье, на которое она утратила права, не напомнит ей, что
будущее для нее потеряно, что розовые мечты уже назади, что опал
цвет жизни.
Бананы великолепны, пока еще
будущие плоды не сформировались и таятся в большой, висящей книзу почке фиолетового
цвета.
— Без сомнения. Оставим это, — отрезала она. — Слушайте: я с вами туда на похороны идти теперь не могу. Я послала им на гробик
цветов. Деньги еще есть у них, кажется. Если надо будет, скажите, что в
будущем я никогда их не оставлю… Ну, теперь оставьте меня, оставьте, пожалуйста. Вы уж туда опоздали, к поздней обедне звонят… Оставьте меня, пожалуйста!
Она поехала в Англию. Блестящая, избалованная придворной жизнью и снедаемая жаждой большого поприща, она является львицей первой величины в Лондоне и играет значительную роль в замкнутом и недоступном обществе английской аристократии. Принц Валлийский, то есть
будущий король Георг IV, у ее ног, вскоре более… Пышно и шумно шли годы ее заграничного житья, но шли и срывали
цветок за
цветком.
Утром Матвей подал мне записку. Я почти не спал всю ночь, с волнением распечатал я ее дрожащей рукой. Она писала кротко, благородно и глубоко печально;
цветы моего красноречия не скрыли аспика, [аспида (от фр. aspic).] в ее примирительных словах слышался затаенный стон слабой груди, крик боли, подавленный чрезвычайным усилием. Она благословляла меня на новую жизнь, желала нам счастья, называла Natalie сестрой и протягивала нам руку на забвение прошедшего и на
будущую дружбу — как будто она была виновата!
Когда этот пустынножитель уходит в мир запахов или
цветов, Гюисманс дает настоящее исследование по мистике запахов и
цветов. Des Esseintes доходит до отчаяния, он замечает, что «рассуждения пессимизма бессильны помочь ему, что лишь невозможная вера в
будущую жизнь одна только могла бы успокоить его».
Цветы, собранные им в Афинах и в Риме и столь удачно в словах его пресажденные, сила выражения Демосфенова, сладкоречие Цицероново, бесплодно употребленные, повержены еще во мраке
будущего.
— Господа кадеты, высокообразованные молодые люди, так сказать,
цветы интеллигенции,
будущие фельцихместеры [Генералы (от нем. Feldzeuqmeister)], не одолжите ли старичку, аборигену здешних злачных мест, одну добрую старую папиросу? Нищ семь. Омниа меа мекум порто. [Все свое ношу с собой (лат.)] Но табачок обожаю.
Нашему вице-губернатору предшествовал на этот раз приглашенный им из департамента очень еще молодой человек, но уже с геморроидальным
цветом лица, одетый франтом, худощавый и вообще очень похожий своим тоном и манерами на Калиновича, когда тот был молод, и, может быть, такой же
будущий вице-губернатор, но пока еще только, как говорили,
будущий секретарь губернского правления.
— Это очень мило и не марко: для мужского кабинета надобно выбирать непременно темные
цвета: светлые скоро портятся от дыму. А вот здесь, в маленьком пассаже, который ведет из
будущего вашего кабинета в спальню, я устрою боскет — не правда ли, это будет прекрасно? Там поставлю одно кресло, так, чтобы я могла, сидя на нем, читать или работать и видеть вас в кабинете.
Чем чернее был круг воспоминаний прошедшего, тем чище и светлее выдавалась из него светлая, чистая точка настоящего и развивались радужные
цвета будущего.
Остальные
цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена
будущей жизни.
Родина ты моя, родина! Случалось и мне в позднюю пору проезжать по твоим пустыням! Ровно ступал конь, отдыхая от слепней и дневного жару; теплый ветер разносил запах
цветов и свежего сена, и так было мне сладко, и так было мне грустно, и так думалось о прошедшем, и так мечталось о
будущем. Хорошо, хорошо ехать вечером по безлюдным местам, то лесом, то нивами, бросить поводья и задуматься, глядя на звезды!
Она любила слово «завтра», и все, что нравилось ей, переносила в
будущее; натыкает в землю сорванных
цветов, сломанных веток и говорит...
— Смотри и молча презирай меня! — заявлял Пепко, еще лежа утром в постели. — Перед тобой надежда отечества,
цвет юношества,
будущий знаменитый писатель и… Нет, это невозможно!.. Дай мне орудие, которым я мог бы прекратить свое гнусное существование. Ах, боже мой, боже мой… И это интеллигентные люди? Чему нас учат, к чему примеры лучших людей, мораль, этика, нравственность?..
Благодаря живости моего воображения и мечтательному легкомыслию я раскрашивал радужными
цветами будущую мою сельскую деятельность, уже виднелась мне в отдалении Москва, и я с горячею бодростью готовился к новой для меня жизни хозяина, как единственному средству жить потом в Москве.
Мысль о золотом веке сродна всем народам и доказывает только, что люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на
будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми
цветами своего воображения.
Нынешний год сделаю только палисадник и разобью садик; на
будущий год непременно сделаю каменную кухню и поставлю ее отдельно, а на следующий год перекрашу прочным образом весь дом и все строения и потом уже стану заниматься одним садом; вид из него чудесный на Москву-реку; я засажу мой сад цветущими кустами, которые через год будут
цвести и давать тень»… — так говорил Шушерин, и я верил вполне, что все это точно так исполнится.
Между прочим, одно пустое обстоятельство привлекло Половецкого к брату Ираклию, именно,
будущий инок с какой-то болезненной страстностью любил
цветы, и все обительские
цветы были вырощены им. Половецкому почему-то казалось, что такой любитель
цветов непременно должен быть хорошим человеком.
Красавицы сидели за столом,
Раскладывая карты, и гадали
О
будущем. И ум их видел в нем
Надежды (то, что мы и все видали).
Свеча горела трепетным огнем,
И часто, вспыхнув, луч ее мгновенный
Вдруг обливал и потолок и стены.
В углу переднем фольга образов
Тогда меняла тысячу
цветов,
И верба, наклоненная над ними,
Блистала вдруг листами золотыми.
Те червяки, которые попадались мне в периоде близкого превращения в куколок, почти никогда у меня не умирали; принадлежавшие к породам бабочек денных, всегда имевшие гладкую кожу, приклепляли свой зад выпускаемою изо рта клейкой материей к стене или крышке ящика и казались умершими, что сначала меня очень огорчало; но по большей части в продолжение суток спадала с них сухая, съежившаяся кожица гусеницы, и висела уже хризалида с рожками, с очертанием
будущих крылушек и с шипообразною грудкою и брюшком; многие из них были золотистого
цвета.
Ну и личико же у
будущей артистки!
Цветом оно напоминает сейчас молодой салат, — так оно бледно-зелено от волнения. Щеки, лоб и кончик носа холодны как у покойника, точно я пробыла на леднике, по крайней мере, целые сутки.
Последней, впрочем, in spe, то есть в
будущем, так как пока еще она была тем благоухающим распускающимся
цветком, который обещает при своем полном расцвете образовать вокруг себя одуряющую атмосферу аромата и сочетанием нежных красок ласкать взоры людей, одним словом, стать изящнейшим
цветком мироздания — женщиной.
Князь уехал. В его душе царил давно уже не испытанный им сладкий покой.
Будущее представлялось ему в радужном
цвете. Грезы, одна другой заманчивее, всю ночь витали над его головой. Он спал сном счастливого человека.
Ей, как мы знаем, шел шестнадцатый год. Что же можно было ожидать в
будущем от этого, едва распустившегося, но уже роскошного
цветка?
Будущая невестка, видимо, ему полюбилась:
цветы, конфеты, ценные подарки посыпались на нее дождем из щедрой руки
будущего богатого свекра.
— За твое дорогое здоровье, княжна, — произнес он с чувством, —
цвети на радость твоего отца и твоего
будущего суженого — счастливца! Не обессудь меня за правдивые слова, дозволь молвить их?
Несчастная женщина — это нежное, чувствительное создание, — обреченная идти по жестокой тернистой дороге, с которой
цветы, виденные ею через ограду
будущего, кажутся жестокой насмешкой.
У ее ног, сидя на скамейке, играл с огромным догом пепельного
цвета худенький, тщедушный, черномазенький мальчик, одетый, как и старый князь, в чесунчовую пару. Это и был
будущий ученик Гиршфельда, князь Владимир.
В нём разводятся деревья и
цветы для
будущего украшения растущего не по дням, а по часам города Харбина.